Сегодня   10 декабря 2018 г., понедельник, 23:10  (моск.)  

Я публичный человек, меня уже охранять нужно

– Так вы, стало быть, много пьете, Юрий? – осмелела я после первой рюмки…

– Понимаете, у моей мамы день рождения сегодня, ей 70 исполнилось. Но вообще я могу… В новый год, в праздники люблю иногда такие вот незапланированные винно-водочные посиделки. Раз, и вдруг – опа! – пошло-пошло. Вот только накануне концерта не могу. Что вы! На сцену с красными глазами и помятым лицом не выйду. Я же публичный человек, меня уже охранять нужно…

– Что, прямо на улице кидаются?

– По-хорошему кидаются: «Мы вас любим», «Давайте угостим водкой!» Нет чтобы сказать: «Зайдите к нам в ресторан, и мы вас накормим». Чаще говорят: «Мы вам нальем, а вы нам спойте». Не понимают, что я вообще-то лучше трезвым пою.

– Вас в честь Гагарина назвали, а Гагарин, однако, не пил. Космонавт!

– А вот это неправда. Юрий Алексеевич выпивал… И вообще нет таких мужчин, которые не выпивают – не верьте. Ну, может, есть до 30 лет, но потом наступает переломный момент, и они начинают. Если встречаются совсем непьющие, то я считаю, что здесь что-то не в порядке с головой. Я таких боюсь. Вот не страшно, если не курит, но боюсь тех, кто не пьет. Понимаю, которые завязали… Бывает. Но тех, которые вообще не пьют, с детства глубоко опасаюсь. Ну как же можно! На рыбалочке, по полтинничку…

– Вы машиностроительный институт окончили, а в машинах-то сейчас чего-нибудь понимаете или напрочь забыли первую профессию?

– Я езжу на всех автомобилях, разбираюсь в них, конечно, и починить могу. Это ведь папа хотел, чтобы я в машиностроительный поступил, а я не очень-то горел желанием.

– Большую часть жизни вы прожили в Питере – городе поэтов и сумасшедших, – сами-то к тем или другим себя относите?

– Не знаю, не определился пока, но про город, горячо мною любимый, сказать вот что могу: он тебя или принимает, или нет. Если второе, то ты никогда в этом городе не состоишься. Ты можешь работать актером, биологом, профессором, но город постоянно будет на тебя давить. Питер, если хотите, это отдельное государство с очень тяжелыми климатическими условиями… Ведь он построен на костях и пережил очень много горя. И тем не менее он воскресал не единожды. Если этот город принимает, его трудно предать. И люди там очень приличные. Интересные, хотя порой очень одинокие. Когда я учился в институте, я за дедушкой-блокадником одним ухаживал. У него была двухкомнатная квартира на Ваське (Васильевском острове. – Авт.) Я ему полы мыл, книжки у него читал. Жил далеко от центра, и мне иногда переночевать нужно где-то было. Так вот дедушка этот меня к себе пускал. Он говорил мне: «Юрочка, будь моим опекуном. Я умру. Я одинокий, старый, и если ты согласишься, то моя квартира достанется тебе». А я ему: «нет! Как вы могли подумать!» А потом меня не было месяца два. Я приехал, а он уже умер… И квартиру эту уже забрали. И все книги по искусству куда-то делись…

Смотрели с дочерью «Титаник» – вместе рыдали

– Да-а-а, стало быть, не судьба… Кстати, вы верите в судьбу?

– Тяжелый вопрос… Каждому человеку она дает шанс. И не один раз. И человек этот шанс, как правило, чувствует. И если он не побоится переступить порог и повернуть влево или вправо, значит, он победит. Если же струсит, тогда может и не быть больше такого выбора. Судьба как будто говорит: «Ты же не любишь эту девку, ты же эту вот любишь. И она тебя!» А ты мнешься, не знаешь, боишься что-то менять. И у тебя тогда ни с той и ни с другой ничего не получится – и ты проиграешь.

– Это вы только о любви сейчас?

– И о любви, и о работе, и о переезде в другой город, и о покупке башмаков! Если пасуешь, если боишься, то ничего у тебя никогда не выйдет. Может, не слепая судьба, а Боженька шансы эти дает. Мы подобно ему родились с душой, с нервами, со слезами. Я верю в Бога. Казалось бы, иногда наваливаются такие непосильные вещи, но всегда найдется соломинка, ухватившись за которую можно выкарабкаться.

– У вас есть свой духовник?

– Я верю в хороших людей, и духовный отец у меня есть. И родня моя по отцовской линии служит в церкви в Западной Сибири. У меня папа всегда верил в Бога, бабушка верила. Папа знал молитвы, читал, отмечал церковные праздники – и Троицу, и Воскресение Господне. Я стараюсь почаще бывать в церкви, присутствовать на литургии.

– А в семье вас поддерживают?

– Маша, дочка, знает много молитв. В школе учат. Обычная, кстати, школа в Петербурге, на Мойке. Человеку свойственно верить. А если не в Бога, то в кого, во что? В то, что говорят нам по телевизору эти ребята? Весь юмор рядом с ними просто курит бамбук! Они ведь говорят одно, а делают другое, и это страшно…

– Как вы думаете, Маша будет актрисой?

– Не знаю, как захочет. Мы с ней часто смотрим фильмы вместе, сопереживаем. У нее слеза, и у меня слеза. Вот последний фильм смотрели… как его? А, «Титаник»! Вместе рыдали в конце. «Отважное сердце» с Гибсоном, «Любовника» с Янковским, «Возвращение» Звягинцева. Мне совершенно не понравился фильм «Дикари». Ужас! Бедные актеры, снимающиеся у такого режиссера, ведь они не виноваты. Такой сценарий, скажу я вам, я напишу левой ногой на потолке. Но я, правда, тоже иногда в таком дерьме снимаюсь! Заплатили – снялся, а потом смотришь – стыдно, блин!

Дома иногда закрываюсь и сочиняю музыку

– Много сейчас снимаетесь?

– Да, но не буду рассказывать, где, чтобы не сглазить. Осенью должна одна картина выйти…

– А сами не хотели бы хорошее кино сделать?

– Хотел бы. Были бы деньги! И идей, и историй хороших много, и сценарий есть. Если сниму когда-нибудь – это будет смешно, очень смешно, поверьте.

– Из последних комедий что-нибудь в сердце запало?

– Ну вот «Изображая жертву» Серебренникова. Я не знаю, комедия это или нет, но сделано хорошо. Еще понравился фильм по сценарию Владимира Сорокина – «Четыре». Кстати, с Сорокиным я знаком – мы как-то пили кофе, а еще смотрели спектакль один, переговаривались. Он мне на ушко, я ему в ответ шепчу. Он экстравагантный, не штопаный, новый.

– Сорокинский «День опричника» впечатлил?

– Пока не читал. Купил недавно трехтомник. Мне понравилась его «Очередь». Прочитал – понял. Нормально, мой автор.

– Вы все в разъездах, дома-то когда бываете?

– Появляюсь, конечно. Как дома – сразу дел полно. Что-то отремонтировать, замок поставить, с собаками погулять… Участок вот купил. Всё, как у всех. Еще я дома иногда закрываюсь и пишу, смотрю фильмы, сочиняю музыку. Записал много дисков, вышли уже год назад. Приезжайте ко мне в Питер, я вам дам послушать – специально еще раз встретимся. А так не понять все равно. Это примерно так же, как рассказывать фильм Звягинцева «Возвращение» своими словами.

Мне худеть нельзя, на эстраде худых и так много

– Я знаю, кроме музыки, у вас еще одна любовь есть – собаки. Как они там живут-поживают, зверье ваше?

– Первую зовут Чара, вторую Жаконя. Чара – лабрадор, а Жаконя – джек-рассел-терьер, родила щенков: четыре остались в Питере, один уехал в Москву. Один щенок, между прочим, стоит три тысячи баксов. Три на пять… 15 тысяч мог бы заработать. Но отдал так, я – добрая душа. А я ведь их выкормил, по десять раз за ночь вставал. Каждый раз – попить, покушать, пописать. За полтора месяца чуть с ума не сошел!

– И запросто отдали… Альтруист!

– Точно. Высшее наслаждение – другому удовольствие доставить. А знаете, как они радуются, когда меня встречают?

– Щенки или новые хозяева?

– И те и другие говорят: «Дай тебе Бог здоровья!»

– А чего еще, кроме здоровья, у Бога попросили бы?

– Я хотел бы быть министром культуры России…У меня бы актеры хорошо получали. Говорят, что актер должен быть голодным. Фигня! Это придумал какой-то фофан. Актер не должен думать о том, что у него в желудке бурлит, что денег в карманах нет. Он должен думать о творчестве и заниматься своим делом. И детей еще важно не забывать. Я бы сделал так, чтобы всех малышей усыновили, потому что уверен, детдом для ребенка – это конц­лагерь!

– Если так, то чего же на Министерстве культуры останавливаться? Президентом нужно хотеть стать! Кстати, говорят, вы с Владимиром Владимировичем на короткой ноге? Когда в последний раз встречались?

– Да недавно, месяца четыре назад. На боях без правил в Питере… Он сидел через 10 человек от меня. Жан-Клод Ван Дамм с ним рядом сидел.

– Любите бои без правил? И после этого будете говорить, что плачете, когда смотрите сентиментальные фильмы…

– Ну это же разные вещи! Я раньше смотрел фильмы с Гойко Митичем и писался от смеха, а сейчас думаю: что в них находил? А вот «Судьбу человека» и раньше с удовольствием смотрел, и сейчас тоже.

– Герой там, скажем, чуть толстоват для узника концлагеря… Вы, кстати, тоже, нехуденький…

– Мне худеть нельзя. Худых очень много на эстраде, а нормальной комплекции ребят очень мало. Вот смотрите: Пономаренко оба худые, Галкин – худой. Генка Ветров – тоже худой.

– А-а-а! Точно! Вы же как Штепсель и Тарапунька, как слон и моська. Вы с ним выступаете в одном номере и выезжаете за счет разницы…

– Нет, просто он всегда уступает мне ужин, в этом все дело… Генка, кстати, книжку недавно написал и обо мне упомянул чуть-чуть. Я тоже книжку пишу. Это будут рассказы. Думаю, к пятидесятилетию закончу.

– Про ваш с Ветровым дуэт задам еще вопросик. Когда видела вашу с Геннадием программу по телевизору в одно и то же время с программой «Городок» по другому каналу, всегда задумывалась: «А если эти ребята все вчетвером встретятся однажды – драка будет?»

– Да мы позавчера виделись – обнимались! Это ж ставят каналы, а мы-то при чем? Мы друзья! Стоянов говорит мне: «Когда вы шли, я смотрел только себя». Я ему: «Юрка, ты не поверишь, когда шли вы, я тоже тока себя смотрел». А с Генкой Ветровым мне очень комфортно работать. Мы же друзья с юности еще! В одном институте учились! У нас нет такого, что кто-то основной, а кто-то ведомый. Мы сочиняем вместе, но в восьмидесяти процентах он играет главную роль, а я – вторую. Но и в этом тоже есть фишка. Вторую роль очень тяжело сыграть…

Источник: www.peoples.ru/